Честно говоря, я боялся того, что она может подумать обо мне. Я боялся ее оценки моих действий. Меня уже напугало то, как она отреагировала на мой рассказ.
– Твой лоб выглядит гораздо лучше, – сказала Сара, даже не глядя на меня. Это был шаг с ее стороны к примирению.
Я дотронулся до лба:
– Он больше не болит.
Некоторое время мы сидели молча. Сара положила голову на подушку и пододвинулась ко мне. Я не смотрел на нее, ждал, когда она извинится. И если бы она сделала это, возможно, я бы и рассказал ей правду, но жена молчала.
– Ну и… что было дальше? – спросила Сара шепотом.
– Ничего, я закрыл дверь, вернулся на дорогу, и мы уехали, – ответил я.
Вечером снега не было. Я ходил по дому, постоянно выглядывая в окна, в надежде увидеть там снежинки, падающие с неба. Каждый час я включал радио и слушал прогноз погоды. Синоптики обещали снегопад, местами очень сильный, по их словам, он должен был идти весь вечер и даже ночь. Но, как ни странно, было уже время ужина, а на небе не появилось ни облачка. А когда наступила ночь, на чистом небе отлично были видны звезды.
О несчастном случае с Педерсоном сообщили в местных новостях. Мы с Сарой смотрели их перед ужином. В сюжете показали мост, снегоход, который все еще лежал в воде, и шляпу старика, которая плавала рядом с ним. Тела на месте происшествия уже не было. Глядя на эти кадры, я представил себе, как старика обнаружили, как его доставали из ледяного плена, какая паника была у тех, кто нашел его, и как они, должно быть, надеялись, что он еще мог быть жив.
Диктор сообщил, что тело обнаружил проезжавший мимо автомобилист. Это случилось в районе полудня. Ни о чем подозрительном в передаче сказано не было, все действительно списали на несчастный случай.
В кадре, на заднем плане, я разглядел машину шерифа, которая стояла на обочине с зажженными фарами. Карл стоял рядом с ней и разговаривал с каким-то высоким худым мужчиной, одетым в ярко-зеленый жилет. Возможно, это и был тот самой автомобилист, имя которого не называлось.
Кроме шерифа на еще более дальнем плане был виден дом Педерсона, рядом с которым стояли три или четыре машины. Должно быть, это приехали друзья семьи, чтобы утешить вдову.
Сара никак не прокомментировала этот сюжет, она только заметила:
– Как печально, что это произошло в Новый год.
Да, она и не догадывалась о том, как связано это происшествие со мной.
Спать я пошел в крайне паршивом настроении. У меня началась настоящая депрессия.
Я убил человека. Я думал об этом каждый раз, когда вспоминал события этого утра. Нет, сердцем я чувствовал, что я все тот же, что и раньше, но вот разум безжалостно говорил мне, что я теперь другой человек. Я – убийца.
Да еще и Сара… я не сказал ей правды. Я впервые солгал ей. Это была единственная тайна между нами. Я же понимал, что со временем мне будет все сложнее и сложнее рассказать ей всю правду. Мои фантазии о том, что я признаюсь ей во всем лет через двадцать, были пустыми фантазиями. И я это прекрасно понимал. И каждый момент, каждая секунда, проведенная рядом с Сарой, не знавшей правды, была только подтверждением этому.
В тот вечер я заснул, держа руку на ее животе. И если ребенок начал бы толкаться, я бы почувствовал это во сне. Однако мои последние мысли перед сном были вовсе не о малыше, и не о Саре, и даже не о деньгах. Перед сном я думал о Джекобе. Когда я закрыл глаза, я увидел перед собой его лицо, его глаза, полные страха и паники. Я вспомнил, как он стоял над Педерсоном, думая, что убил старика… я вспомнил его слезы. Мне было искренне жаль брата. Но теперь мне было жалко не только его. Теперь мне было жалко и себя самого, и Сару, и ребенка, и Педерсона, и его вдову. Мне было жаль абсолютно всех, кто волей или неволей попал в эту темную историю.
С утра, только открыв глаза, я понял, что на улице идет снег. Я понял это, даже не выглядывая из окна и не поднимаясь с кровати. Я понял это по свету – тусклому, серому, приглушенному.
Я встал с кровати и подошел к окну. Да, мое предчувствие меня не обмануло – на улице действительно шел снег – с неба падали огромные снежинки, они кружились в воздухе и медленно опускались на землю, ветви деревьев, крыши домов.
Судя по сугробам, снегопад начался еще ночью. Машину во дворе основательно засыпало. А ветки деревьев под тяжестью снега опустились к земле. Мне казалось, что все вокруг, весь мир был теперь покрыт белым, пушистым снегом. Теперь все, абсолютно все было погребено под этим мягким белоснежным одеялом.
Окна моего кабинета выходили прямо на юг. Из окна была видна церковь.
В среду, шестого января, я сидел за столом в своем кабинете, ел пончик, посыпанный пудрой, и запивал его теплым кофе. Вдруг я увидел, как из церкви вышли двое, мужчина и женщина, одетые в черное. Они прошли через двор к кладбищу и остановились у свежей могилы, примерно в сорока ярдах от храма.
Хоронили Дуайта Педерсона.
У храма было припарковано пять машин, а у ворот кладбища стоял серебряный катафалк. Народу было мало. Педерсон был замкнутым человеком, у него было мало друзей.
Я разглядел вдову старика, Рут. Это она подошла к могиле. Священник держал ее за руку, другой рукой он прижимал к груди Библию. Из окна я видел только самый край могилы, все остальное загораживал храм. Постепенно вокруг могилы собрались все, кто приехал попрощаться с Педерсоном.
Зазвонил колокол.
Я доел пончик, встал из-за стола, взял стакан с кофе и подошел к окну. Кладбище было примерно в ста ярдах от магазина. С такого расстояния я не мог рассмотреть, кто стоял у могилы. Некоторых людей не было видно за храмом, а черты тех, что стояли ко мне лицом, рассмотреть было невозможно. Но, должно быть, это были те, кого я мог в любой день встретить на улице, люди, которые будут сплетничать и рассказывать разные истории о смерти Педерсона.