Сумка с миллионами - Страница 110


К оглавлению

110

– Деньги помечены, – медленно произнес я.

Я опустил голову, пытаясь скрыть эмоции и сохранить спокойствие. Я смотрел на свои ботинки и старался сосредоточиться только на них, запоминая их форму и цвет. Я изо всех сил старался не думать о том, что только что услышал, потому что я прекрасно понимал, что, как только я попытаюсь осознать новость, я не сумею справиться с эмоциями и мгновенно выдам себя.

– Да, можно сказать и так, – подтвердил агент.

«Желто-коричневый, – подумал я, – янтарный».

Но, несмотря на то, что я делал все, чтобы не думать о деньгах, мысли о них были как вода, которая затекала в каждую щелку моего сознания… Деньги были меченые.

Фремонт протянул мне руку. Я обменялся рукопожатиями с обоими агентами. Потом Ренкинс добавил:

– Информация о том, что мы знаем номера купюр, конечно, секретна. Это наш единственный шанс найти деньги.

Фремонт кивнул:

– Так что, если вам придется общаться с прессой…

– Да, – перебил я, – я все понял.

– Если вы нам понадобитесь, вы приедете? – поинтересовался Ренкинс.

– Конечно, – ответил я и показал на магазин, – я работаю здесь рядом.

Агенты посмотрели на магазин, и Ренкинс сказал:

– Скорее всего, мы больше вас не побеспокоим. С Бакстером и так все ясно.

– Да, – тихо произнес я.

«Сепия, – подумал я, – терракот».

– Еще раз прошу прощения, что впутали вас в это дело. Мы, как правило, стараемся справляться сами.

Ренкинс по-дружески хлопнул меня по плечу. Потом оба агента поднялись по ступенькам и исчезли за дверью.

Я пошел к машине. Я шел, опустив голову, и смотрел на свои ботинки. Они, как отдельные живые существа, шли по дороге и вели меня к машине. Подойдя к фургону, я остановился. Рука сама вытащила из кармана ключи, открыла дверь. Мое тело наклонилось, и я сел в машину. Я не осознавал своих движений, как будто это было не мое тело, а моя душа случайно попала в него и теперь изнутри наблюдаю за чужим человеком.

Только когда я уже был в машине, когда захлопнул за собой дверь, я начал понемногу приходить в себя. Тогда я разрешил себе подумать о словах Фремонта.

Да, мы не могли использовать деньги.

Услышав эту новость, первое, что я ощутил, было отчаяние. Я изо всех сил старался скрыть это от Фремонта и Ренкинса, было отчаяние. В моем воображении всплыли картины окровавленных тел. Я собственными руками лишил жизни четверых человек: Педерсона, Нэнси, Сонни и Джекоба. И все это только ради того, чтобы сохранить деньги, которые теперь были для меня обычными, ничего не стоящими разноцветными бумажками.

После отчаяния я почувствовал ужасную усталость и изнеможение. Это было физическое ощущение, которое мое тело переживало от ужаса, возникающего при одной мысли о том, что я совершил.

Я сидел в машине, опустив голову на грудь. Я почти три месяца жил в постоянном напряжении. А сейчас все закончилось… больше не осталось цели, к которой я стремился. Честно говоря, я даже испытал легкость… ведь теперь вся эта жуткая история действительно закончилась, и я мог вернуться домой и сжечь деньги, последнее свидетельство моих грехов, и разрубить, наконец, этот узел страха и ужаса.

«Езжай», – подсказало мне сознание, которое до сих пор еще не могло поверить в то, что эта битва за деньги была окончена.

«Если Фремонт или Ренкинс выглянут в окно, они увидят тебя. Это может показаться подозрительным. Заводи машину. Уезжай», – подсказывал внутренний голос.

Я слушал этот голос три месяца и поступал так, как он говорил… и теперь я снова послушался, поднял руку и вставил ключ зажигания.

Но потом я увидел футах в пятидесяти от машины телефонную будку и остановился.

«Уезжай, – сказал мне голос. – Немедленно».

Я осмотрелся. У храма какая-то женщина с маленькой девочкой в коляске переходила дорогу. Женщина что-то говорила, а девочка внимательно ее слушала, подняв голову. Они были одеты в похожие ярко-желтые куртки. Я почти сразу узнал их. Это была Карла и Люси Дрейк, дочка и внучка Алекса Фридмана, владельца химчистки. Я учился с Карлой в одном колледже. Она училась в одном классе с Джекобом. Они были на три года старше меня. Я проводил их взглядом. Карла и ее дочь подошли к церкви и вошли.

Внутренний голос становился все громче и настойчивее.

«Уезжай», – твердил он.

Но я уже не обращал на него никакого внимания. Я посмотрел на окна Фридмана. От него отражались лучи солнца, и я не видел, стоял ли кто у него или нет.

Потом я снова посмотрел на телефонную будку, потом еще раз обвел взглядом улицу – никого больше не было видно.

Я быстро вышел из машины.

Сара ответила с третьего звонка.

– Алло? – произнесла она.

Пару секунд я молчал. Когда я сидел в машине, я думал, что, если все сразу расскажу Саре, мне станет легче, таким образом я передам ей часть горя. Я хотел, чтобы она все знала, чтобы она испугалась и чтобы мне пришлось успокаивать ее, говорить, что все будет хорошо. Мне нужен был стимул, чтобы взять себя в руки и сыграть роль сильного человека. Я знал, что, если буду успокаивать Сару, я успокоюсь и сам и почувствую себя увереннее. Но как только я услышал ее голос, я понял, что не могу говорить о том, что произошло, по телефону. Чтобы все рассказать, я должен быть рядом с ней, должен видеть ее глаза.

– Привет, – сказал я.

– Ты все еще в участке? – спросила она.

– Нет. Я на улице. Звоню по автомату.

– Значит, мы можем поговорить? Рядом никого нет?

– Никого. Можем поговорить.

– Я все видела в новостях.

110