Прошло еще несколько минут и я, собравшись с мыслями, встал с кровати и надел куртку. Потом я пошел в ванную, умылся, вернулся в комнату, забрал чемодан и коробку с оставшимся постельным бельем Джекоба и закрыл за собой дверь квартиры.
Я поставил коробки на заднее сиденье. Я не стал убирать их в прицеп, потому что боялся, что они могут выпасть.
Мери Бет был, пожалуй, единственным, кроме меня, существом, которое искренне скорбело по Джекобу. Пес часто скулил, он стал раздражительным и агрессивным. Иногда он даже лаял на нас и скалился, когда мы пытались его кормить.
Сара уже начала беспокоиться за безопасность Аманды. Она боялась, что пес может напасть на малышку, поэтому я решил, что Мери Бет лучше жить на улице. Мы постелили ему подстилку под кустом боярышника во дворе. Там же я поставил его миску. На ночь я пускал собаку в гараж. Однако такая жизнь, кажется, только еще больше разозлила пса. Он теперь целыми днями сидел на снегу перед домом и лаял на детей, проходящих мимо на автобусную остановку, и кидался на почтальона, который каждый день обходил всю улицу. По ночам Мери Бет выл в гараже, и его вой разносился по всей улице. Соседские дети уже даже пустили слух о том, что в нашем доме завелись привидения и что это вовсе не пес воет по ночам, а стонет дух моего покойного брата.
В такой обстановке Аманда тоже стала намного беспокойнее, чем была раньше. Девочка часто без причины кричала, плакала и капризничала. Голос у нее стал еще резче и громче, от ее криков у меня болела голова.
Малышка почему-то стала слишком зависима от матери: она начинала плакать каждый раз, когда не видела Сары, не чувствовала ее прикосновений или не слышала ее голоса. К моему ужасу, кроме Сары, Аманду мог успокоить только плюшевый мишка Джекоба. Как только она слышала мужской голос, который доносился из груди игрушки, она сразу же успокаивалась, замолкала и слушала:
Frère Jacques, Frère Jacques
Dormez-vous? Dorez-vous?
Только так мне удавалось успокоить дочь.
Вскоре после некоторых дебатов я продал фургон Джекоба магазину. Теперь каждый день, когда я приезжал на работу, я видел машину брата, припаркованную у входа в магазин.
Через неделю после того как я освободил квартиру, в которой жил Джекоб, ко мне в офис пришел шериф. Он спросил меня, что я собираюсь делать с ружьем Джекоба.
– Честно говоря, я еще даже не думал об этом, Карл, – ответил я. – Наверное, продам.
Шериф сидел напротив меня. Он был в форме, поверх которой была надета темно-зеленая куртка.
– Я так и подумал, – сказал он. – Я надеялся, что ты предложишь его мне.
– Вы хотите купить ружье?
– Да, – ответил шериф, – я уже давно ищу хорошее охотничье ружье.
Идея того, что ружье Джекоба будет храниться у шерифа, показалась мне крайне небезопасной. Как бы то ни было, я считал ружье неким свидетельством, уликой, и я не хотел, чтобы оно оказалось в полиции. Но разумного и объективного предлога, чтобы отказать шерифу и при этом не вызвать подозрений, не было. Так что мне ничего не оставалось, как согласиться.
– И сколько вы за него дадите? – спросил я.
– Как насчет четырехсот долларов?
Я махнул рукой:
– Ладно, я продам вам его и за триста.
– Эх, Хэнк, нет в тебе коммерческой жилки, – заметил Карл, улыбаясь.
– Я просто не хочу, чтобы вы переплачивали.
– Четыреста долларов – это справедливая цена. Я знаю, сколько стоит оружие.
– Хорошо, но я продам вам ружье за триста долларов.
Карл задумался. Он не собирался переплачивать, и мое предложение ему явно понравилось.
– Завтра утром я завезу его к вам в участок, хорошо? А вы пришлете мне чек после того, как осмотрите оружие и убедитесь, что оно в порядке.
– Хороший план, – сказал шериф.
Потом мы еще немного поговорили о погоде, Саре и ребенке. Но когда Карл уже собрался уходить, он снова заговорил о ружье.
– Ты уверен, что хочешь продать его? – спросил он. – Я бы не хотел давить на тебя, если ты еще не решил.
– Что вы, Карл, мне оно не нужно. Я не охотник.
– Отец никогда не брал тебя на охоту в детстве? – удивленно поинтересовался Карл.
– Нет, – ответил я. – Я даже ни разу не стрелял из ружья.
– Ни разу?
Я покачал головой.
Карл несколько секунд смотрел на меня молча. Он стоял посередине моего кабинета, в руках Карл держал шляпу. На мгновение мне показалось, что он хочет вернуться и снова сесть напротив меня.
– Но ты же знаешь, как стрелять, да?
Я насторожился. Голос шерифа вдруг изменился. Последний вопрос он задал уже более официальным тоном. Это был не простой вопрос, не попытка поддержать разговор, Карл спрашивал это, потому что хотел знать ответ.
– Наверное, могу предположить, – сказал я.
Шериф кивнул и некоторое время стоял молча, как будто ждал, что я скажу что-нибудь еще. Я отвел от него глаза и посмотрел на стол и на свои руки. Пальцы на руках побледнели и стали серого цвета. Я сжал руки в кулак.
– Ты хорошо знал Сонни? – вдруг спросил шериф.
Я взглянул на Карла. Сердце быстро забилось у меня в груди.
– Сонни Меджора? – переспросил я.
Шериф кивнул.
– Нет, не очень. Я просто знал, кто он, а он знал, кто я. Вот и все.
– Знакомые.
– Да, – согласился я. – Мы здоровались, когда случайно встречались на улице, но никогда не останавливались, чтобы поговорить.
Карл подумал, потом надел шляпу и уже хотел было уйти.
– А что? – поинтересовался я.
Он пожал плечами и улыбнулся.
– Просто интересно.
Я поверил ему. Это, скорее всего, действительно было любопытство, а не подозрительность. Думаю, даже при его отношении ко мне, ему не приходило в голову, что я мог убить Джекоба, Сонни и Нэнси. Луи намного лучше меня подходил на роль убийцы. Возможно, Карл и чувствовал, что в этой истории есть какие-то темные пятна, но он точно не мог понять, что именно могло показаться странным. Он не расследовал, он скорее просто пытался восстановить картину происшествия, собирая ее, как пазл. Я знал это и понимал, что шериф не опасен. Тем не менее наш разговор немного расстроил меня. После того как Карл ушел, я пару раз мысленно прокрутил в памяти свои ответы и проанализировал, не допустил ли я каких-либо ошибок или неточностей, которые могли бы натолкнуть шерифа на мысль о моей причастности к делу. Но, к счастью, в своих словах я не нашел ничего подозрительного. Меня только пугал мой страх, который я испытывал каждый раз, когда разговор касался преступления. Мне казалось, что в эти минуты вокруг меня появляется какая-то аура страха и неуверенности. С этим надо было бороться.